Неточные совпадения
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом! Слава Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до
поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в
военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
Под виноградными аллеями, покрывающими скат Машука, мелькали
порою пестрые шляпки любительниц уединения вдвоем, потому что всегда возле такой шляпки я замечал или
военную фуражку, или безобразную круглую шляпу.
Так и простоял Самгин до
поры, пока не раздался торжественный звон бесчисленных колоколов. Загремело потрясающее ура тысяч глоток, пронзительно пели фанфары, ревели трубы
военного оркестра, трещали барабаны и непрерывно звучал оглушающий вопль...
— Тебе шестнадцатый год, — продолжал опекун, —
пора о деле подумать, а ты до сих
пор, как я вижу, еще не подумал, по какой части пойдешь в университете и в службе. По
военной трудно: у тебя небольшое состояние, а служить ты по своей фамилии должен в гвардии.
Я попал в театр в первый раз в жизни, в любительский спектакль у Витовтовой; свечи, люстры, дамы,
военные, генералы, девицы, занавес, ряды стульев — ничего подобного я до сих
пор не видывал.
Провиант и прочее доставлялось до сих
пор на место
военных действий сухим путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст. в год, между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой реки, что наконец и приведено в исполнение, и Берклей у этого устья расположил свою главную квартиру.
Все это длилось до тех
пор, пока у мятежников не истощились
военные и съестные припасы.
И в таком сумасшествии эгоизма находился Нехлюдов с тех
пор, как он поступил в
военную службу и стал жить так, как жили его товарищи.
С тех
пор они оба развратились: он —
военной службой, дурной жизнью, она — замужеством с человеком, которого она полюбила чувственно, но который не только не любил всего того, что было когда-то для нее с Дмитрием самым святым и дорогим, но даже не понимал, что это такое, и приписывал все те стремления к нравственному совершенствованию и служению людям, которыми она жила когда-то, одному, понятному ему, увлечению самолюбием, желанием выказаться перед людьми.
С этих
пор патриотическое возбуждение и демонстрации разлились широким потоком. В городе с барабанным боем было объявлено
военное положение. В один день наш переулок был занят отрядом солдат. Ходили из дома в дом и отбирали оружие. Не обошли и нашу квартиру: у отца над кроватью, на ковре, висел старый турецкий пистолет и кривая сабля. Их тоже отобрали… Это был первый обыск, при котором я присутствовал. Процедура показалась мне тяжелой и страшной.
Также не напрасно прошла для Гладышева и история его старшего брата, который только что вышел из
военного училища в один из видных гренадерских полков и, находясь в отпуску до той
поры, когда ему можно будет расправить крылья, жил в двух отдельных комнатах в своей семье.
Энгельгардт вздумал продолжать шутку и на другой день, видя, что я не подхожу к нему, сказал мне: «А, трусишка! ты боишься
военной службы, так вот я тебя насильно возьму…» С этих
пор я уж не подходил к полковнику без особенного приказания матери, и то со слезами.
Первый изменил мнение в его пользу председатель казенной палаты, некогда
военный генерал, только два года назад снявший эполеты и до сих
пор еще сохранивший чрезвычайно благородную наружность; но, несмотря на все это, он до того унизился, что приехал к статскому советнику и стал просить у него извинения за участие в обеде губернатору, ссылаясь на дворянство, которое будто бы принудило ею к тому как старшину-хозяина.
А в ответ на восклицание Санина: «Неужели же вы полагаете, что в России никогда не бывает лета?!» — фрау Леноре возразила, что она до сих
пор так себе представляла Россию: вечный снег, все ходят в шубах и все
военные — но гостеприимство чрезвычайное, и все крестьяне очень послушны!
Александров согласен. Но в эту секунду молчавший до сих
пор военный оркестр Невского полка вдруг начинает играть бодрый, прелестный, зажигающий марш Шуберта. Зеленые большие ворота широко раскрываются, и в их свободном просвете вдруг появляются и тотчас же останавливаются две стройные девичьи фигуры.
В строю решительно немыслимо заниматься чем-нибудь иным, как строем: это первейший
военный завет. Маленькое письмецо жгло карман Александрова до тех
пор, пока в столовой, за чашкой чая с калачом, он его не распечатал. Оно было больше чем лаконично, и от него чуть-чуть пахло теми прелестными прежними рождественскими духами!..
Они до сих
пор слушали рассказы Аносова с тем же восторгом, как и в их раннем детстве. Анна даже невольно совсем по-детски расставила локти на столе и уложила подбородок на составленные пятки ладоней. Была какая-то уютная прелесть в его неторопливом и наивном повествовании. И самые обороты фраз, которыми он передавал свои
военные воспоминания, принимали у него невольно странный, неуклюжий, несколько книжный характер. Точно он рассказывал по какому-то милому древнему стереотипу.
— В самом деле, что тебе здесь стоять? Ступай в казарму, — проговорил один молодой парень, из
военных, с которым я до сих
пор вовсе был незнаком, малый добрый и тихий. — Не твоего ума это дело.
Начал же он заселяться с сей
поры единственно только арестантами
военного ведомства, стало быть, людьми, не лишенными прав состояния, теми же солдатами, как и все солдаты, только наказанными, приходившими на короткие сроки (до шести лет наибольше) и по выходе из острога поступавшими опять в свои батальоны рядовыми, какими были они прежде.
Его отправляют в надежде, что он там и останется, как десять лет тому назад было с отказавшимся в Твери от
военной службы другим молодым человеком, которого мучили в сумасшедшем доме до тех
пор, пока он покорился.
Гурмыжская. Поминаю, мой друг, поминаю. Однако я до сих
пор не спрошу у тебя. Судя по твоему платью, ты уж больше не служишь в
военной службе.
Сам Яков Львович был только раз за границею, и то довольно давно, тотчас по выходе своем в отставку из
военной службы, и с тех
пор его во второй раз туда не тянуло.
Я знала, что ее держал не мальчик, увлеченный мгновенным
порывом, не Дон-Жуан, не
военный Ловелас, а благороднейший, лучший из людей…
Он только что пришел из приемной комнаты, где его мать упрашивала какого-то высокого
военного в бакенбардах быть поснисходительнее на первых
порах к ее Мишеньке.
В службе
военной незнание наук послужило мне к пользе: меня, не удерживая, отпустили в отставку; иначе лежал бы до сих
пор на поле чести.
Иногда посылали Тихона за газетой, но читали ее только двое: Михаленко, ревниво следивший до сих
пор за именами бывших товарищей по сцене, и Стаканыч, которого больше всего интересовали описания грабежей, столкновений поездов и
военных парадов.
Старые гвардейцы возвращались победоносными генералами. Опасности, поражения, победы, соприкосновение с армией Наполеона и с чужими краями — все это образовало их характер; смелые, добродушные и очень недальние, с религией дисциплины и застегнутых крючков, но и с религией чести, они владели Россией до тех
пор, пока подросло николаевское поколение
военных чиновников и статских солдат.
— Не без того-с… привычка: сначала, когда поступил, так очень было дико; только что вышел из
военной службы, никого, ничего не знаю; первое время над бумагами покорпел, а тут, как поогляделся, так понял, что, сидя в суде, многого, не сделаешь, и марш в уезд, да с тех
пор все и езжу.
Город Хабаровск основан графом Муравьевым-Амурским 31 мая 1858 года на месте небольшой гольдской [Гольды — прежнее наименование народа нанайцев.] деревушки Бури. Отсюда получилось искаженное китайское название «Воли», удержавшееся в Маньчжурии до сих
пор. Первым разместился здесь 13-й линейный батальон, который расположился как
военный пост. В 1880 году сюда переведены были из Николаевска все административные учреждения, и деревушка Хабаровка переименована в город Хабаровск.
С тех
пор, как мы отказались заходить за своим Кириллом к Ивану Ивановичу Елкину, возница наш значительно к нам охладел и даже сделался несколько сух и суров, из чего мы дерзнули заключить, что этот добрый человек не столько добр, сколько лукав и лицемерен. Но ему самому мы ничем не обнаруживали нашего открытия, потому что все мы, несмотря на
военное воспитание, кажется, его порядком побаивались. В Москве же он нас напугал, и довольно сильно.
По получении письма Милицы перед бегством ее на театр
военных действий, старуха сразу поняла и оценила благородный
порыв юной племянницы и в тайне своего сердца не осудила ее.
Тип же начальствующих вообще встречается преимущественно в высшей солдатской сфере: ефрейторов, унтер-офицеров, фельдфебелей и т. д., и, по первому подразделению начальствующих суровых, есть тип весьма благородный, энергический, преимущественно
военный, не исключающий высоких поэтических
порывов (к этому-то типу принадлежал ефрейтор Антонов, с которым я намерен познакомить читателя).
Все они могли иметь честные идеи, изящные вкусы, здравые понятия, симпатичные стремления; но они все были продукты старого быта, с привычкой мужчин их эпохи-и помещиков, и
военных, и сановников, и чиновников, и артистов, и даже профессоров — к «скоромным» речам. У французских писателей до сих
пор — как только дойдут до десерта и ликеров — сейчас начнутся разговоры о женщинах и пойдут эротические и прямо «похабные» словца и анекдоты.
И на первых же
порах в мое редакторство попалась повесть какого-то начинающего автора из провинции из быта кавалерийского полка, где рассказана была история двух закадычных приятелей. Их прозвали в полку"Сиамские близнецы". Разумеется, она попала к
военному цензору, генералу из немцев, очень серьезному и щекотливому насчет
военного престижа.
— Вы видите, я генерал. Я служу уж почти сорок лет, поседел на службе, — и до сих
пор ни разу еще не посадил офицера под арест. Вы только что попали на
военную службу, временно, на несколько дней получили власть, — и уж поспешили использовать эту власть в полнейшем ее объеме.
До сих
пор он держался «
военной линии» и рассказывал о себе по секрету, что он через какое-то особенное дело стал вроде французской «Железной маски» или византийского «Вылезария», а после истории с «Талькой» он начал набожно вздыхать, креститься и полушепотом спрашивать: «Позвольте узнать, что нынче в газетах стоит про отца Иоанна и где посещает теперь протосвятитель армии — Флотов?»
— Позволь мне не быть
военным, отец! Я не люблю дела, которому ты меня посвятил, и никогда не полюблю его. Если до сих
пор я покорялся твоей воле, то лишь с отвращением, с затаенным гневом; я чувствовал себя безгранично несчастным, только не смел признаться тебе в этом.
Генерал Крафт был еще подполковником, когда Лука Иванович"получил от него работу". С той самой
поры этот
военный не переставал возбуждать в Луке Ивановиче раздражающее чувство: оно-то и сказалось в выходке у милютинских лавок. Не зависть, не личное зложелательство говорили в нем. Подполковник Крафт был для него скорее собирательным типом. Его положение представлялось Луке Ивановичу, как яркая противоположность того, на что обречен он сам и ему подобные.
До тех
пор она успокаивала свою совесть увлечением молодости, любовью, прощающей все, несходством характеров ее и мужа, так быстро, по-военному обвенчавшемуся с ней, не дав ей даже узнать себя, тяжестью совместной жизни при крутом нраве Александра Васильевича, по летам годившегося ей в отцы.
При первом известии о войне, Николай Герасимович весь отдался мысли снова поступить на
военную службу. На поле битвы, пред лицом смерти, казалось ему, может он только найти душевный покой, забыть холодящий его мозг весь ужас его поруганной любви, стереть из своей памяти до сих
пор до боли пленительный образ развенчанного кумира, или же умереть, честною, славною боевою смертью.
В высших
военных сферах до сих
пор господствует уверенность, что японцы сумели сохранить свою операционную линию в Корее, куда и отступят своевременно и откуда их придётся выбивать шаг за шагом.
Исполинские Альпийские горы, покрытые снегами, представили для них изумительное, невиданное до тех
пор зрелище. Дорога в горах становилась все затруднительнее и затруднительнее, но, несмотря на это, Суворов продолжал идти безостановочно вперед, спеша к городу Белинцону, расположенному у подошвы горы Сен-Готард. Там должны были быть наготове, по крайней мере, уверяли австрийские
военные власти, мулы, которыми Австрия обязалась снабдить русские войска для подвоза орудий и провианта.
Главная его заслуга заключалась в том, что он в
военных действиях ввел единство, которого до тех
пор не было. При нем русские войска до прибытия подкреплений, хотя были очень разбросанны и слабы, но могли друг друга поддерживать; подвижные колонны ходили по всем направлениям, отдельные посты поддерживали сообщения во все стороны. Когда оказывалось нужным, сосредотачивались довольно значительные силы.
В эту
пору своей жизни и службы Александр Васильевич продолжал ревностно заниматься своим умственным образованием, которое приняло теперь более общее развитие. Он не хотел быть только ремесленником
военного дела, и именно потому, что ставил его выше всякого другого. По всему казалось, что из него должен был выйти ученый-теоретик, так как
военная служба вовсе не требовала в то время солидного образования и невежество было почти сплошное, нимало не препятствуя движению вперед по чиновной лестнице.
Может быть, благодаря тому обстоятельству, выросла в нем и окрепла в самую впечатлительную
пору жизни ненасытная страсть
военного славолюбия, которая прошла через все его существование и сделалась самым большим горем и самою большою утехою его жизни.
Он когда-то служил в
военной службе, прокутил до нитки отцовское достояние, вышел в отставку и с тех
пор не имел определенных занятий, питаясь перед встречей с Николаем Леопольдовичем писанием разного рода просьб темному люду, для чего и бродил около Иверских ворот и слонялся по коридору окружного суда, не брезгуя и прошением милостыни pour le panvre officier…
Несмотря на первую сердечную рану, которую нанесла ему жизнь смертью Глаши, Суворов не предался отчаянию, не отстал от дела. Он только еще более ушел в самого себя и в исполнение своих служебных обязанностей и в изучении
военных наук старался найти забвение происшедшего. Он и достиг этого. И если образ Глаши и устремленные на него ее глаза и мелькали
порой перед Александром Васильевичем, то лишь для того, чтобы напомнить ему его клятву о сохранении целомудрия.
Очень хорошо помню платья, мужские и женские, черные и цветные, очень ясно вижу до сих
пор даже один генеральский мундир, но над ним настолько бессилен вызвать памятью хоть какое-нибудь лицо, словно это не было настоящим и живым, а только вывеской у
военного портного.